Прочитано:

50%

     Я молчал.
     - Что вы сказали о призраке? - это был уже вопрос ко мне.
     - Я ничего не говорил. Успокойтесь.
     Взгляд его блуждал, кулаки сжимались.
     - Ни слова больше! Хочу покоя! Покоя! Вы должны сделать для меня одно доброе дело.
     - Все, что в моих силах. Я обязан вам жизнью.
     - Вы джентльмен. У вас получится. - Он перевел дух. - Надо съездить со мной к алькальду.
     - Зачем?
     - Кое-что сказать... Чего не должна знать ни одна душа.
     - Почему бы вам не взять с собой Джонни?
     - Джонни? Да он в десять раз хуже меня. Я всем злодеям злодей, клейма ставить негде. Но я честный, открытый, я привык лоб в лоб... И в тот раз так же. А Джонни - трусливый пес, он хватает исподтишка.
     - Но мне-то зачем к сквайру?
     - Он судья. Судья в Техасе. Американец, как я и вы. Он судит по справедливости.
     - Когда ехать?
     - Как можно скорее. Мне больше не выдержать. Мука адская! Ни минуты покоя! Так и тащит к патриарху! Даже ночью не усидел на месте!
     - Ночью вы опять были у дерева?
     - Не мог превозмочь. Восемь дней назад я сказал себе: надо ехать в Сан-Фелипе... во что бы то ни стало... Я уже думал, подъезжаю к цели, смотрю: а это патриарх.
     - Бедняга!
     - Собрался в Анауа. Проскакал целый день. И что же? Где, вы думаете, очутился вечером? У патриарха!
     - Я готов ехать с вами к алькальду, - сказал я, поднимаясь с постели, - в любую минуту.
     - Вы не двинетесь с места, пока не расплатитесь, - прохрипел невесть откуда взявшийся Джонни.
     - Джонни! - гаркнул Боб, подняв его как ребенка и с такой силой усадив на стул, что у того затрещали кости. - Джонни, этот джентльмен - мой гость. Ясно? Вот тебе расчет!
     - Что вы задумали?
     - Не твое дело! Убирайся!
     Джонни шмыгнул в угол как побитая собака. Мулатка же и не думала робеть. Уперев руки в пышные бока, она вразвалочку прохаживалась по комнате.
     - Его не надо брать, этого джентльмена, - зазвенел ее резкий голос. - Не надо! Он еще слаб. На ногах-то еле стоит, какая уж тут езда!
     Она была недалека от истины. Лежа в постели, я переоценил свои силы, ноги плохо держали меня. Боб на мгновение заколебался, но лишь на мгновение. Он сграбастал грузную мулатку и поступил с ней точно так же, как и с ее сожителем, только место ей определил за порогом.
     Завтрак, состоявший из чая и бататовых лепешек с маслом, заметно подкрепил меня, и я смог забраться на коня. На мне не было живого места, но мы ехали медленно, утро выдалось прекрасным, воздух приятно бодрил, из-под копыт то и дело взлетала и улепетывала всевозможная дичь. Но Боб, казалось, ничего не замечал вокруг. Он без конца что-то бубнил себе под нос. Я мог уловить смысл некоторых его признаний, которые, по правде говоря, предпочел бы не слышать. Но это не всегда удавалось. Порой он вопил, как бесноватый, а когда вдруг замолкал, то это означало, что его снова морочит какой-то призрак. Он впивался своим безумным взглядом в одну точку, вздрагивал и стонал от ужаса. И когда мы, наконец, увидели огороженную плантацию, принадлежавшую судье, у меня камень с души свалился.
     Большой дом каркасной постройки выказывал приметы не только полного достатка, но и некоторой роскоши. Он стоял в прохладной тени хинных деревьев. Слева простиралось поле хлопчатника акров на двести, справа крутой излучиной изгибался Хасинто. Над всем этим царила столь торжественная тишина, что Боб, кажется, немного оробел. Он остановился у ограды, нерешительно поглядывая в сторону дома, и производил впечатление человека, оказавшегося у опасной черты.
     Его замешательство длилось минут пять. Я не раскрывал рта, боясь прервать внушения его внутреннего голоса. Наконец, одним рывком, как бы приняв окончательное решение, он распахнул ворота. Мы въехали в большой сад, за штакетником по обе стороны от нас тянулись ряды апельсиновых, банановых и лимонных деревьев. Они подходили к наружному двору, здесь были вторые ворота - с колоколом. Когда Боб ударил в него, из дверей дома появился чернокожий слуга. Он кивнул Бобу, как старому знакомому и сказал, что тот очень нужен судье и судья как раз справлялся о нем. Мне было предложено спешиться и сказано, что завтрак скоро будет готов, а за конями присмотрят. Я ответил, что не собираюсь испытывать гостеприимство хозяев. У меня был отнюдь не визитный вид. Грязь и дыры на одежде не позволяли набиваться в гости к техасскому гранду.
     Чернокожий нетерпеливо замотал головой.
     - Маса, пожалуйста, слезьте с коня, завтрак готов, за лошадьми присмотрят.
     Мы вошли в хорошо обставленную - по техасским меркам - комнату и в облаке сигарного дыма увидели хозяина. Он только что кончил завтракать, со стола еще не успели убрать посуду. Судя по всему, хозяин не любил церемоний. "Доброе утро" он выдавил через силу. С первого взгляда мне стало ясно, что родом он из Западной Виргинии или из Теннеси. Только в тех краях вырастают такие великаны. К тому же крупные черты лица, массивные плечи, зоркие серые глаза - первые признаки мужской красоты для жителей лесной глухомани. Боб стоял перед ним, опустив голову в запятнанной кровью повязке.
     - Давненько ты не показывался, Боб! А в последние дни для тебя нашлось бы дело, если ты вообще способен на доброе дело. Ты мог бы стать просто находкой для общества, если бы бросил кое-какие художества. На днях приехала моя приемная дочь. Мы вынуждены были послать за Джоулем, чтобы подстрелить оленя и пару дюжин вальдшнепов.
     Боб не отвечал.
     - Ступайте на кухню, там вас накормят.
     Боб не двинулся с места.
     - Идите на кухню и поешьте. Птоли, - алькальд повернулся к чернокожему, - скажи Вени, пусть принесет ему пинту рома.
     - Я не хочу пить, - пробормотал Боб.
     - Допускаю. Похоже, ты уже изрядно набрался! Вид у тебя такой, будто ты дикую кошку за хвост ловил.
     Боб заскрипел зубами, но судья оставил это без внимания.
     - А вы что стоите? - обратился он ко мне. - Птоли! Разве ты не видишь, человеку надо позавтракать? Где же кофе? Или вы любите чай?
     - Благодарю вас, алькальд. Я недавно позавтракал.
     - Этого, глядя на вас, не скажешь. Здоровы ли вы? Как оказались в наших краях? Как свели знакомство с Бобом?
     Он перевел свой испытующий взгляд на Боба.
     - Я вам все объясню, - поспешил я завладеть его вниманием. - Бобу я обязан очень многим, я обязан ему жизнью.
     - Бобу?.. Жизнью?..
     - Я был на волоске от гибели, когда он подобрал меня. Вчера Боб вытащил меня из Хасинто.
     - Вот как? Боб спас вам жизнь? Ты радуешь меня, Боб! Радуешь! Если б ты еще с Джонни порвал! С ним ты плохо кончишь! Забудь его!
     Алькальд говорил неторопливо и веско, не забывая прикладываться к стакану и попыхивать сигарой.
     - Ну как, Боб? Сможешь расплеваться с Джонни?
     - Слишком поздно.
     - Никогда не поздно сойти с грешной, порочной стези. Никогда!
     - Уже не сойти.
     - Вот как? Почему же?
     - Я уж пытался. Ничего не выходит. Может, петля меня спасет.
     Судья взял новую сигару и, задымив ею, спокойно сказал:
     - По совести говоря, тебя давно бы следовало повесить. Если верить газетам Джорджии, Алабамы и Миссисипи, ты раз десять добивался этой чести. Но здесь, в Техасе, правят мексиканские законы. Нас не касается то, что ты натворил там. А здесь ты вроде еще не отличился! На нет и суда нет.
     - Я знаю, сквайр! Знаю! Но я измучился совсем. Хотел податься в Сан-Фелипе и вниз, в Анауа, ничего не выходит. Призрак тащит назад к проклятому патриарху.
     - К патриарху? Что тебя тащит к патриарху?
     - Что? А что гонит того, который...
     - Который?..
     -...кого-нибудь порешил... Тот лежит под патриархом... кого я порешил?
     - Ты? Кого?
     Судья окинул Боба своим острым взглядом и вдруг перешел на сочувственный тон:
     - Каким же образом он туда попал?
     - Я отвез. И закопал там.
     - Как это случилось?
     - Сам-то не мог идти... с зарядом свинца...
     - Если это был Джонни, считай, что ты оказал услугу отечеству и сэкономил нам веревку!
     Боб покачал головой.
     - Десять дней прошло, как вы со мной рассчитались, вы дали мне двадцать пятьдесят.
     - Двадцать долларов пятьдесят центов! Советую не трогать деньги, пока не наберется две сотни долларов. Тогда можно будет подумать о покупке участка.
     - Надо у доктора спросить.
     - Ты бы давно избавился от лихорадки, Боб, если бы недели на две воздержался от питья. Беда с тобой, Боб! Непутевый ты человек. Ладно, живи, как умеешь. Если тебе нравится общество Джонни, черт с тобой. Но темным делишкам с ним пора положить конец. Так думает вся округа. Что ты на это скажешь?
     Боб, казалось, все пропустил мимо ушей. Он начал свой рассказ.
     - Дернул меня черт проезжать мимо дома Джонни. Захотелось выпить. Но с коня не схожу. Подъехал к окну, заглянул, вижу: человек за столом сидит, довольный такой, угостился на славу. У меня даже слюна потекла, но с коня не схожу. Тут подкатывает ко мне этот бес, Джонни, и шепчет, чтоб я слез, в доме, мол, есть один, очень для нас невредный, надо только подступиться похитрей. У него, говорит, за пазухой кошель с золотом, толстый кошель. Если предложить в картишки, наверняка клюнет.
     Я не сразу решился, все думал. А Джонни, как бес, увивается. Ну я и слез с коня. А когда слезал, доллары в кармане звякнули, и сразу я разохотился. Только успел перекусить малость да опрокинуть стакан-другой, Джонни уже карты тащит и кости. Стали играть. С каждым стаканом все больше азарта и меньше долларов. Гляжу на пришлого и прикидываю, что его вполне можно бы пощипать. А он сидит себе, ест и пьет, как будто ему до нас нет дела. Начал я его подзуживать - все без толку. Ест и пьет. Когда я спустил все до цента, у меня в глазах позеленело. А проиграл я больше, чем вы думаете. Я ведь целых два месяца по лесам да прериям себе лихорадку наживал за двадцать пятьдесят. И вот лихорадка осталась, а денег, чтоб выгнать ее, нет! Скверно получилось. Джонни хихикал мне в лицо, звенел моими долларами. И все подначивал: видишь, дескать, тугой кошелек, его можно обменять всего за пол-унции свинца.
     - Он так и сказал?
     - Так и сказал. Я сперва ни в какую. Говорю, если у тебя глаза разгорелись, так сам и займись своим гостем, черт побери! Уехал я. А двадцать пятьдесят из головы не выходят. К вам я не решился, вы бы меня только разбранили.
     - Да не стал бы я тебя бранить, Боб! Я бы вызвал Джонни, собрал бы дюжину присяжных из числа соседей. Джонни мы помогли бы убраться в другой штат или в мир иной, а тебе - вернуть твои доллары.
     Боб глубоко вздохнул и уставился на судью.
     - Поздно! Слишком поздно!
     - Совсем не поздно! Продолжай!
     - Вечером я подъехал к взгорью, где растут пальметто. Только начал подыматься, слышу: скачет кто-то. Мне стало не по себе, жутко как-то. Точно тысяча чертей меня заморочили, ничего не вижу вокруг, ничего не слышу, не знаю, где я и что. А в глазах - кошелек с золотом и мои двадцать долларов, пятьдесят центов! "Не вас ли я видел в трактире?" - говорит тот, с кошельком. "А вам-то что?" - говорю. "Да мне-то ничего, конечно". - "Так и дуйте своей дорогой!" - "Не в обиду будь сказано, карточный проигрыш не поднял вам настроения! Я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем играть на деньги".
     То, что он еще и попрекает меня проигрышем, совсем меня разозлило. Но я пока держался.
     "Дразнить проигрышем, - говорю, - дело последнее, подлая твоя душонка!"
     Я хотел раззадорить его и затеять свару. Но он не поддавался.
     "Я, - говорит, - и не думал дразнить, наоборот, я вам сочувствую. На богача вы не похожи и, вероятно, зарабатываете свои деньги тяжелым трудом". - "Да, - говорю, - деньги даются мне нелегко. Спустил все до цента, не на что даже табаку купить, зажевать нечем".
     Мы стояли с ним у самой опушки, на берегу Хасинто.
     "Ну, это можно поправить. Я человек не богатый, у меня жена, дети, мне каждый цент дорог, но помочь соотечественнику - дело всякого порядочного гражданина. Вот вам на табак!.."
     С этими словами достает из кармана кошелечек, тугой такой. Долларов на двадцать, думаю, тянул. А мне мерещится, будто черт из кошелька зубы скалит.
     "Половина моя", - говорю. - "Нет, деньги для жены и детей. Полдоллара можно". - "Половину! - кричу. - Или..." - "Или?"
     Тут он сунул кошелек обратно и начал ружье с плеча стаскивать.
     "Не вынуждайте меня, - говорит, - причинять вам неприятности! Смотрите, как бы не пришлось раскаиваться! Вы задумали недоброе дело!"
     Но я уже закусил удила. В глазах у меня потемнело.
     "Половину!" - ору.
     Тут он и подпрыгнул в седле, откинулся и свалился...
     Боб замолчал, у него пресеклось дыхание, на лбу выступили крупные капли, взгляд уперся в угол комнаты.
     Алькальд тоже побледнел. Я попытался встать, но пошатнулся, и если бы не оперся на стол, вероятно, упал бы. Воцарилось тягостное молчание. Наконец судья пробормотал:
     - Тяжелый случай! А ты опасный субчик, опасный! Просто злодей!
     - Пуля пробила ему грудь...
     - А может, у тебя курок сорвался? - тихо спросил судья. - Может, он погиб от своей же пули?
     Боб покачал головой.
     - Курок спустил я. Черт меня подтолкнул. Его-то пуля осталась в патроннике. Ох, что было у меня на душе! Все кошельки мира отдал бы за то, чтобы этого не случилось. Нет мне ни сна, ни покоя! А в прериях совсем тошно! Как на привязи у патриарха. Я привез к нему покойника, вырыл могилу и похоронил.
     Судья встал и начал молча ходить из угла в угол. Потом резко остановился и спросил:
     - Что ты сделал с деньгами?
     - Я хотел податься в Сан-Фелипе. Деньги были при мне. Его саквояж закопал вместе с ним, бутылку рома и еду, купленную у Джонни, - тоже. Потом целый день скакал, не слезая с лошади. Вечером, в сумерках, спешился и пошел к трактиру, а оказался у патриарха. Дух убитого не пустил в Сан-Фелипе, он водил меня по прериям и привел к патриарху. Он меня извел совсем, пока я не выкопал покойника и опять не зарыл его. Но саквояж я не трогал.
     Судья покачал головой.
     - Утром решил ехать совсем в другую сторону. Хотелось табаку, а его не было вовсе. Поскакал в Анауа через прерию. Ну, думаю, теперь-то меня не собьешь. Гнал я во весь опор, но все примечал вокруг. А вечером вижу солончаки. Только я обрадовался, подъезжаю, а это - патриарх. Снова выкопал покойника, оглядел его со всех сторон, закопал. Нет мне покоя, никакого спасения нет! И не будет, пока меня не повесят!
     Сразу было видно, что эти слова принесли Бобу облегчение. И как это ни странно звучит, мне - тоже. В порыве сопереживания я даже невольно кивнул ему. Судья же и бровью не повел.
     - Вот, стало быть, как. Ты считаешь за благо, если тебя вздернут?
     - На том же самом дереве, под которым он, - нервной скороговоркой ответил Боб.
     Судья раскурил еще одну сигару и сказал:
     - Ну, если такова твоя воля, посмотрим, что можно сделать для тебя. Я оповещу соседей, и завтра присяжные будут здесь.
     - Спасибо вам, сквайр.
     - Завтра присяжные будут здесь, - повторил алькальд. - Может, к тому времени ты и передумаешь.
     Я смотрел на него, не скрывая разочарования. Но он этого не замечал.
     - Вдруг ты найдешь иной способ свести счеты с жизнью, если она тебе в тягость.
     Судя по тому, как Боб мотнул головой, его это не прельщало, меня - тоже.
     Боб встал и подошел к судье, чтобы пожать на прощание руку. Но тот, словно не заметив ее, обратился ко мне:
     - Вы остаетесь здесь?
     - Джентльмен должен идти со мной, - вмешался Боб.
     - Почему?
     - Спросите у него?
     Я вкратце рассказал судье историю своего спасения, воздав должное Бобу и его трогательной заботе обо мне. Судья одобрительно кивнул, но уступать не пожелал.
     - Вам лучше остаться здесь, тем более теперь. Боб побудет один. Ты слишком возбужден, Боб. Пойми меня правильно. Джентльмену здесь будет спокойнее, чем с тобой или в компании Джонни. Приходи завтра, и мы все решим. Адье!
     Боб ушел. Алькальд протрубил в раковину, заменявшую в этих местах колокольчик, затем полез в ящик с сигарами и начал распробовать их одну за другой. Кончилось это тем, что он в раздражении переломал все сигары, а обломки вышвырнул в окно. Чернокожий, явившийся на звук раковины, терпеливо ожидал, когда хозяин закончит это занятие.
     - Послушай, - взревел судья. - Где ты берешь такую дрянь? Они не горят и не тянутся! Скажи этой шоколадной ведьме, подруге Джонни, что я больше у нее не покупаю. Поезжай за реку, к мистеру Дьюси, и привези ящик. Да скажи, чтоб выбрал получше! Стой! Передай еще, что мне надо потолковать с ним и с соседями! Понял? И не вздумай задерживаться! Чтоб через два часа был дома! Поедешь на новом мустанге. Посмотрим, на что он годится.
     Чернокожий пулей выскочил из комнаты.
     - Вы мой гость, - сказал судья. - Завтра вы будете в полном порядке.
     Хозяин показал мне свои владения. Мы много говорили о Техасе, о том, что близится его отторжение от Мексики, еще не зная, насколько пророческими оказались наши слова. С наступлением сумерек я пошел спать.